РЕНЕССАНС МЕХАНИЧЕСКИХ ЧАСОВ
Швейцарская часовая индустрия оказалась настолько восприимчивой ко всему новому во многом благодаря урокам кварцевого кризиса. До кварцевого кризиса, разразившегося в 70-х гг. прошлого века, основной функцией часов было измерение времени.
Стремление к точности заставило часовщиков искать новые технологии, и в 20-х гг. при помощи электронного микроскопа был изобретен новый часовой механизм – интегральная микросхема, на которую подаются электрические импульсы. Наступившая полвека спустя эпоха кварцевых часов задушила в часовщиках творческое начало. Из часового дела исчезла элитарность и мастерство, исчезла человечность. На смену колесам, рычагам, трибам и пружинам пришли программируемые чипы и развалили целую отрасль.
Правда, бездушному кварцевому богу покорились не все.
Позже усилиями таких подвижников, как Жан-Клод Биве, Герд Рюдигер Ланг (Gerd-R. Lang), Николас Хайек (Nicholas G. Hayek), механические часы – эти удивительные вселенные в миниатюре, плоды самобытного мастерства – пережили второе рождение.
Однако поручиться за их безмятежное будущее было уже нельзя.
С появлением кварца измерение времени превратилось в банальность. В наши дни время светит нам электронными цифрами на каждом шагу – с экранов мобильных телефонов, автомагнитол, карманных компьютеров и другой техники.
Среди всего этого мелькания стал очевиден безрадостный факт: наручные механические часы превратились в анахронизм.
Тогда новое поколение часовщиков выдвинуло принципиальное положение: раз необходимость в часах как измерительных приборах отпала, то теперь их главная функция – радовать своих владельцев и служить образцами изысканного самовыражения, технического совершенства и тонкого ручного мастерства. Осознав это, отрасль созрела для перемен.
Изобретение фотографии превратило реализм в изобразительном искусстве в анахронизм, как появление кварцевых механизмов отменило потребность в точных механических часах. Подобно Сезанну, новое поколение часовщиков по-своему интерпретировало часовое искусство сквозь призму оригинальности своего мышления – новые мастера, как экспрессионисты, указали путь, определенный эмоциями современного мира.
ПОЯВЛЕНИЕ НОВОЙ СТИЛИСТИКИ: РАЗРЫВ С ПРОШЛЫМ
С распространением фотографии в конце XIX в. Реалистическая живопись утратила свою значимость. И в 1874 г. группа художников продемонстрировала новый способ изображать реальность: растворив материальный мир в мазках кисти, они превратили его в мимолетное видение, в ощущение эфемерного бытия. Так зародилось одно из важнейших течений, по общему мнению положившее начало современному искусству. Новый стиль перевернул все каноны живописи и ознаменовал собой иное понимание искусства, в котором авторское восприятие реальности оказалось важнее самой реальности.
Изо всех художников, вступивших на неизведанный путь импрессионизма, выделялась одинокая фигура борца с шаблонами Поля Сезанна. В работах Сезанна отразилось его восприятие природы и его взгляды на ее непреходящую чистую сущность.
«Природа не на поверхности, а в глубине, – говорил он. – Цвета выражают глубину на поверхности. Они поднимаются от корней мира». Достаточно взглянуть на его изображения горы св. Виктории, где сущностные ценности мира выражены в столкновении цветовых пятен, чтобы понять, какую роль Сезанн сыграл для последующего становления абстракционизма и развития экспрессионизма.
Стремительный переход к чистой абстракции в живописи произошел благодаря Василию Кандинскому и его безымянной акварели 1910 г. Кандинский, добропорядочный ученый-юрист, чуть было не ставший университетским профессором, произвел революцию в искусстве, которая навсегда изменила ход его развития и освободила творческую мысль от оков объективного реализма. Рассказывают, что как-то вечером Кандинский вернулся домой и был поражен видом своей собственной картины, повернутой набок. В этот момент гениальная идея вспыхнула в его мозгу, словно озаренном вспышкой молнии: Кандинский увидел, что даже при полном отказе от объективного изображения цвет и форма способны передавать и смысловое, и эмоциональное содержание. Ровно 91 год спустя часовой мир всколыхнуло не менее выдающееся и эпохальное событие, положившее начало часовому экспрессионизму.
